Fran Cité, №86, 3/2019
Dostoïevski
Sa vie était un roman. Marquée par l’inquiétude et l’isolement, déchirée par le masochisme et la culpabilité, elle était aussi la scène d’un conflit entre le bien et le mal qui a créé un vertige profond dans son œuvre. Peu d’écrivains ont comme lui allié des préoccupations si immédiates à une vision métaphysique de la réalité, à tel point qu’on peut le considérer comme l’un des pôles de la conscience morale et universelle de l’homme contemporain.
Gogol
Le succès de Nikolaï Gogol repose sur un malentendu. On le tient pour un gai farceur ou pour un révolutionnaire qui sape le régime tsariste par ses satires sociales. En fait, ce petit homme sarcastique est un conservateur, un conformiste en politique. Il n’attaque pas les institutions, mais les hommes. Sous ses boutades, il cache un pessimisme foncier : « On s’ennuie à se pendre, dans ce monde, Messieurs ! » Il n’a jamais regardé la Russie qu’à travers les portières d’une berline fuyant vers l’Europe, et ses descriptions doivent moins leur vérité à une observation objective qu’aux fantasmes de son imagination.
Pouchkine
Poète, dramaturge et romancier, Alexandre Pouchkine est devenu une figure exemplaire du génie russe. Son œuvre, qui emprunte à l’ensemble de la tradition européenne, s’est aussi ouverte aux formes nouvelles du romantisme. En même temps, elle a pu dépasser ces références pour ouvrir la voie d’une littérature nationale libérée des archaïsmes et des emprises étrangères. Dès son vivant, Pouchkine a eu une influence déterminante sur sa génération. C’est grâce à lui et à son œuvre que la Russie a pu obtenir de nouveaux talents : Gogol, Tioutchev, Tourgueniev et beaucoup d’autres littéraires classiques du XIXe siècle.
Слово редактора
Русская литература. Почему во всём мире её называют великой? В чём её величие?
Обращаясь к своим читателям, авторы сайта французской энциклопедии Encyclopædia Universalis France (https://www.universalis.fr), объясняют становление русской литературы тем, что она, как и сама Россия, в динамике своего развития переживала (или пережила, а может быть, постоянно переживает до сих пор) «серию тяжёлых прорывов».
Так, в средние века Россия с трудом вырвалась из язычества; в начале XVIII века, благодаря неимоверным усилиям, предпринятым Петром Великим, смогла приобщиться к европейской культуре.
Позже гений Пушкина уготовил русской литературе очередной прорыв, разделив представление о ней на «до» и «после»: до Пушкина русская литература это «маргинальная провинция» европейского классицизма, из которого она заимствует свою рационалистическую философию, эстетику и поэтику, почти не затронутые сентиментализмом и до-романтизмом нового века; после Пушкина русская литература – как и сама Россия – становится центром, где, как и в Европе в целом, но независимым и оригинальным образом, развивается новая эстетическая система, наиболее ярким выражением которой будет «русский роман».
Новый прорыв происходит около 1890 года, когда появление символического движения отражает осознание определенной функции поэзии, которая смоделирована на музыке и живописи. Русская литература знакомит европейского читателя с понятием «интеллигенция», и само это слово входит во все европейские языки.
Октябрьская революция 1917 года и приход к власти марксистской доктрины ознаменовывают новый прорыв, превращая одну часть русской литературу в государственный институт, а другую – в литературу эмиграции.
И каждый раз каждый новый виток развития русской литературы сопряжён с потрясениями, лишениями, болью… И каждый раз, чем тяжелее времена, тем ярче произведения писателей и поэтов. Фронтовая литература, литература оттепели, диссидентства – везде настоящая жизнь, высокая нравственность и богатое слово. Произведение литературы – это «зеркало, с которым идешь по большой дороге; оно отражает то лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы». Правда, будем честны, последние слова принадлежат Стендалю, но под ними подпишется, наверное, любой настоящий русский литератор.